У каждого актера существует свои маленькие прихоти, амбиции… называйте их как угодно. Я не просыпаюсь от счастья, блаженства или чувства ответственности, что в моем багаже есть роль Яго. К решению согласиться на роль меня подтолкнула мечта, внезапно родившаяся в голове: представляете себе - один вечер играю шекспировскую «Двенадцатую ночь», а на следующий - выхожу на подмостки в роли Яго в «Отелло». Два спектакля подряд, две вершины мировой драматургии. Для тридцатилетнего актера – это верх блаженства, верх «вкусности» актерской профессии. Кстати, после премьеры эти два спектакля подряд долго не ставили в репертуаре, или ставили – но в последнюю минуту что-то менялось, и происходила замена. Только к 30-му спектаклю я достиг того, чего хотел – сыграл в два вечера и Эгьюйчика, и Яго, ради чего по молодости взялся за махину, но не знал до какой степени трудным окажется путь.
Что у нас осталось в голове со школьной программы: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» - и Отелло душит свои любимую (на самом деле, в оригинале – закалывает), немногие смотрели фильм Сергея Бондарчука, и уж совсем единицы видели Отелло в исполнении Лоуренса Оливье. Пласт за пластом, в процессе двухлетних репетиций, брутальная команда Спивака–Утеганова открывала Шекспира: им было 28-30 лет, они были наемными воинами, они любили женщин и любили жизнь, они похищали своих избранниц… сама пьеса начинается с момента, когда трое амбалов воруют дочь губернатора. Представляете себе такое сегодня? А ведь можно представить: и войны идут, и есть люди, чья профессия – война и убийства. А уж найти людей, недовольных своим начальством – проще простого.
В пьесе и Отелло, и Дездемона, и Кассио несколько раз называют Яго «честным». Мы стали искать его правду. Возможно, Вильям Шекспир писал о противостоянии мирового добра и зла в лице Яго и его окружения, но меня мало интересуют гипотетические формулы и объективные понятия, когда речь ведется о людях - моих героях. Это должны быть живые существа со своими пороками, привычками, судьбами, радостями и праздниками. Если я буду играть «мировое зло», то не смогу достучаться до современного зрителя, да я и не знаю, как это сыграть. Нашли фразу «…Я ненавижу мавра. Говорят, он лез к моей жене…». Сразу родился образ обреченного человека, который любил когда-то свою жену, не может ее простить, желает превратить жизнь Отелло в ад, творящийся в душе самого Яго. Молодежный театр оправдывает не Яго, а первопричину его поступков – от этого становится еще страшнее, ведь речь ведется не о мифическом воплощении дьявола, а о каждом из нас, о том, как наши недостатки и слабости могут превратиться в машину, которая расчетливо и хладнокровно расправляется с судьбами и жизнями других людей. Яго слабый человек, он вопиёт о помощи, и желает, чтобы другие попали в то болото, в котором живет он сам.
Особую место в этой статье я хочу отвести двум моим друзьям – режиссеру спектакля Алексею Утеганову и исполнителю роли Отелло Роману Агееву. Спасибо им за творческую атмосферу, которая царила на репетициях. Мы просто приходили в театр – и одну сцену могли репетировать месяцами, разговаривая, болтая ни о чем, выпивая.
Алексей Утеганов – это сегодняшний Данко, он необыкновенно талантливо понимает роль современной режиссуры, вокруг него сама собой создается аура творчества. Да простит меня Леша, но он не особо силен в понимании смысла, мизансцены – тоже не его сильная сторона, но есть одно особое качество в режиссуре Алексея, которое с лихвой перекрывает все недостатки: он, сам того не желая (не специально), создает незабываемую атмосферу, когда все актеры превращаются в творческих единомышленников и все, как единый механизм, работают на одну идею. Я скучаю без наших репетиций…
Роман Агеев – необыкновенно талантливый, закрытый, вдумчивый актер. Профессия для него – все; он может вариться в собственном соку, не разговаривая ни с кем целыми днями, ища выход из сложившейся ситуации неделями – а потом предложить такое решение, которое не может прийти в голову простому смертному актеру. Я испугался в начале репетиций: сама связка «Отелло-Яго», сам принцип рождения спектакля в стенах театра, сама исповедальная идея существования нашего театра (рассказывать о себе) – подталкивали нас либо к дружбе, либо к ненависти уже не как персонажей, а просто как людей. Я рад, что мы выбрали первое… Я рад, что в этом возрасте, когда новых настоящих друзей уже не может появиться, рядом со мной есть Агеев, и мы можем вместе репетировать и выходить на площадку, разговаривать и делиться своими переживаниями. Я благодарен «Отелло» уже за то, что появились новые верные друзья… И именно на дружбе держится данный спектакль…
Четверку друзей (Утеганов, Агеев, Кузнецов, Нечаев) из-за внушительности во время занятий боевыми искусствами в театре мило прозвали «Лялясиками». И идут эти Лялясики по жизни, ссорятся и мирятся, пьют спиртные напитки и играют спектакль «Отелло», выясняют отношения и рожают детей. Это уже не дружба, а нечто большее… Дай Бог, встретятся еще когда-нибудь Лялясики вместе на другом спектакле и устроят погром критикам почище Отелло.
Уже пять лет, без репетиций, вынашивается идея нашей «Чайки»… Возможно, она когда-нибудь взлетит, а возможно, ее подстрелит какой-нибудь современный Треплев, и она останется похороненной в душах актеров. Я уже давно понял, что для настоящих Лялясиков важен не спектакль, а сам процесс…